Выпускник транспортного отделения МГИМО – о флоте, кадрах и Иране, Иране, Иране…

Аркадия Иванова, кажется, знают все и везде – в России, Германии, США, Иране, на Украине и так далее. Во все эти страны он что-то возил. Изо всех этих стран он возил тоже. Если российскому производителю вагонов надо отправить свою продукцию в Иран, он ищет Аркадия Ивановича. Если то же самое надо сделать украинскому производителю, он ищет Иванова. И долго искать не приходится. Я тоже не потратил много времени на поиски – Аркадий Иванов в открытом доступе и легко идет на контакт. В общем, законтактировали, сели в кафе и поговорили.

Жил себе не просто молодой, а крайне молодой человек в городе Орел, который наверняка мечтал кем-то стать…
– Нет, не совсем так – в Орле я только родился и сразу же наша семья оттуда уехала. Отец был военный, и понеслось… Из Орла мы уехали в Казахстан, в город Сары-Шаган.

Наверняка отец хотел, чтобы вы тоже стали военным.
– Да, отец говорил, что только в офицеры. У меня есть старший брат, который тоже должен был стать военным. И он, кстати, им стал. Но сначала ему, парню из Сары-Шагана, живущему фактически в степи на ядерном полигоне, взбрендило в голову поступать в МГИМО – он узнал, что есть такой институт, где готовят разведчиков и дипломатов. Так вот, он решил туда поступать и поступил. Правда, потом брат все же стал офицером, но дело здесь в том, что он заразил этим институтом меня. После школы, уже из Ржева, я поехал поступать в МГИМО. Естественно, с первого раза не поступил.

Что за факультет?
– Международные экономические отношения. На МЭО было транспортное отделение, и я отчего-то решил, что там интересней, чем в дипломаты. Но с первого раза не получилось, и я, как все нормальные люди в то время, пошел в армию. После года службы пытался поступить в институт военных переводчиков, но, слава богу, не поступил, потому что одной половине курса дали китайский язык, а второй – португальский, все они потом в Анголу попали.

Китайский бы сейчас вам пригодился.
– Да-да. Ну, зато в МГИМО я довел до совершенства свой английский. После армии я пошел туда во второй раз, на подготовительный факультет, зиму отучился, летом поступил. В нашем деле язык – самое главное. Потом уже, когда попал на работу в Министерство внешней торговли, выучил французский. В жизни мне он не понадобился, но очень красивый.

После МГИМО сразу по профессии?
– Ну, да, тогда же распределение было. Кого туда, кого сюда. Один из моих одногруппников попал в таможню. Очень человек переживал, прямо лица на нем не было. Остальные – как нормальные, во Внешторг на Смоленскую площадь, а ему не повезло. Но потом, лет через 15-20, он, думаю, перестал переживать.

Когда США ввели санкции против России, мой друг-иранец позвонил мне и сказал: «Аркадий, ну, ты там очень уж сильно не переживай. Тяжело только первые пять лет, а потом нормально». 

Меня распределили в доблестную организацию «Союзтранзит», которая только что отделилась от «Союзвнештранса». Весь Внешторг представлял из себя кучу организаций и объединений, которые работали на дальнейшее процветание Советского Союза. А «Союзвнештранс» их всех обслуживал – эксклюзивно и монопольно. И в нем был транзитный отдел, который в 1980 году выделился в «Союзтранзит» – очень много денег зарабатывали на чистом транзите, больше трехсот миллионов в год.

Транзит был японским – в Европу, Китая не было вообще, но были афганский и иранский транзит. Иранский был самым прибыльным – весь север Ирана снабжался через Советский Союз. Грузы шли из Японии, Америки и Европы, по железной дороге и автомобилями. Слова «логистика» тогда не было, было транспортно-экспедиторское обслуживание. Мы соединяли железную дорогу с морем, автомобилями и рекой – сейчас все это называется мультимодальными перевозками. Шло оборудование, продукты, шины…

А из Ирана?
– Ковры, фисташки, сухофрукты. Фрукты и овощи машинами шли не через Советский Союз, а вот огромный поток фисташек, изюма – это через нас, да. Еще гранит, мрамор.

А что, морем нельзя было тогда?
– Тогда не было такого флота. Не было, например, Шанхая в его нынешнем виде. Ну, был порт, но он строился. Основным азиатским экспортером была Япония – оборудование, автомобили делались там, Китая не было, таких судоходных линий не было. Это сейчас набираешь в компьютере «Япония – порт Бандар-Аббас», и пожалуйста, выбирай. А тогда морские перевозки выглядели иначе: у тебя есть, предположим, пять тысяч тонн, ты идешь на рынок, фрахтуешь пароход, он отплывает. А чтобы каждую неделю отходило судно с контейнерами – о таком тогда и не слыхали.

Чем конкретно каждый день приходилось заниматься?
– Ну, экспедирование предполагает, что ты находишься между операторами самолетов, поездов, судов и автомобилей, с одной стороны, и грузовладельцами, с другой стороны. И ты всех их соединяешь…

Это я худо-бедно понимаю. Сейчас это делает менеджер, сидящий за компьютером…
– А раньше просто берешь телефон, звонишь в Одесское пароходство, которое тогда, по-моему, было крупнейшим в мире по объему флота, и говоришь: «Давайте я к вам приеду, и мы заключим договор на лихтерную перевозку из Вьетнама в СССР». Они в ответ: «Приезжайте или пришлите нам телетайп». Мы отправляли телетайпограмму или телекс. А с иностранцами все переговоры шли исключительно через 1-й отдел. Когда надо было что-то написать, к примеру, в Америку, я шел в 1-й отдел визировать текст запроса об отправке в США из Ирана вагона фисташек.

Надо же, вы еще застали лихтеровозы?
– Я застал целую лихтеровозную систему. Это же было удобно: лихтеровоз вставал на рейде Ханоя, не подходя к причальной стенке, не платя за судозаход, выгружал, допустим, пять лихтеров по тысяче тонн каждый и уходил. Баржи доставляли буксирами в Ханой, разгружали, а тем временем эта здоровенная дура уже в Сайгоне. Для Дуная эта система тоже была очень хороша. Лихтер можно было бросить, оставить на погрузке, следующий тягач идет – забирает. Мы из Гамбурга тянули эти лихтера до Измаила, там подходил пароход, грузил их – и через два дня в Поти. Вискозное волокно так возили из Германии в Иран.

С иностранцами все переговоры шли исключительно через 1-й отдел. Когда надо было что-то написать, к примеру, в Америку, я шел в 1-й отдел визировать текст запроса об отправке в США из Ирана вагона фисташек. 

Сейчас лихтеровозов нет, теперь лихтер – это контейнер. Только контейнер – это 20 тонн, а лихтер – тысяча. В Европе, по-моему, пытаются вновь построить эту систему. Посмотрим, что получится.

Кстати, вы слышали, что собираются восстанавливать атомный лихтеровоз «Севморпуть»? Или уже восстановили.
– Ну, там тоже удобно. В Арктике припой, лихтеровоз идет мимо Норильска, выкинул баржу и пошел дальше. А баржу потом на припой затаскивают, прямо на кромку льда, выгружают груз и машинами вывозят. В порт лихтеровоз не заходит, не надо устраивать глубину, строить причальные стенки – очень удобно. Но эта система забыта.

Не только она, люди вообще забыли, что такое отечественный грузовой флот.
– Да, флот был порядочным. А какие деньги зарабатывал! Самый большой доход нашим пароходствам приносили «гифовские» грузы – грузы иностранных фрахтователей. Мы ходили между Америкой и Бразилией, между Гамбургом и Италией, то есть система советских пароходств покрывала весь мир. Но с приходом рынка каждый посчитал своим долгом вывести хотя бы один пароход в офшор и положить всю прибыль себе в карман.

Никаких пароходств больше нет – ни Черноморского, ни Балтийского, осталась только РЖД. Железнодорожники еще помнят большие хорошие времена. Но они не выходили на международный рынок. Они занимались тем, чем и должны были – работой внутри страны. И у них очень хорошо получалось. А стыковками со всем международным, через пароходства и так далее, занимались мы, экспедиторы.

То есть Ираном вы начали заниматься практически с детства?
– Да, с 1981 года. Сидел именно на транзите, который был очень большим. Там как раз случилась революция, арестовали деньги шаха, но коммерческие банки работали. Тогда очень много иранцев уехало в Америку, и каждый увез с собой росток фисташкового дерева. Правда, ввоз таких вещей в США запрещен – карантинный груз, поэтому у большинства иранцев при въезде эти саженцы изъяли, но кто-то смог пронести свои ростки через фитосанитарный контроль и посадить. И сейчас, если посмотришь статистику, то увидишь, что первый экспортер фисташек в мире – это США, Калифорния, где живут шесть миллионов персов. Но там все же не те фисташки. Так, по крайней мере, говорят иранцы, живущие в Иране.

Начиная с 1983 года, мы эти иранские фисташки возили в Германию. Там они жарились по иранскому рецепту, в лимонном соке, фасовались в баночки и в таком виде из Гамбурга шли в США, как сделанные в Германии, потому что прямые судозаходы для Ирана в Америку уже закрылись – была объявлена экономическая блокада Ирана со стороны Америки. Ну, а Европа тогда еще не была единой, поэтому никакой блокады не объявляла и нормально с ним торговала.


А иранцы уже тогда были не такие, как все?

– Да, они чувствуют себя элитой: «Аркадий, нашей цивилизации семь тысяч лет, чего ты нас будешь учить торговать? Мы хотим за тысячу привезти этот контейнер, а ты нам говоришь, что это стоит три тысячи. Не пойдет». Вот и все. Они всегда торгуются, ищут свою выгоду. Сейчас у них постоянные делегации в Туркменистане, с казахами они что-то делают, с азербайджанцами делают и, несмотря на дружбу с Азербайджаном, постоянно тусуются в Армении – договоры, электроэнергия, транзит на Поти. Азербайджанцы за это их ненавидят, армяне за дружбу с Азербайджаном ненавидят, а в Иране, кстати, живет огромная диаспора армян, очень сильная в финансовом плане, и им по фигу – как они скажут, так и будет. В общем, Иран вовсю пользуется, как сейчас модно говорить, своим геополитическим положением и тем, что они сейчас у всех на слуху. Иранцы просто пытаются в каждом случае сторговаться подешевле, вот и все.

А что им от нас надо, кроме этих пресловутых вагонов «Уралвагонзавода»?
– Оружие и технологии. Россия для них – Европа, а не Азия, они очень уважают качество российских товаров и технологий. Исфаханский сталелитейный комбинат, построенный нами в Иране сорок с лишним лет назад, до сих пор отлично работает. Какие-то мотоциклы «Урал», экспорт которых был огромен, ездят там и поныне. Иранец что-то там подвинтил, подстучал, подклепал и еще двадцать лет будет на нем ездить. Я эти «Уралы» возил, шикарная была позиция. Они сейчас, кстати, на экспорт в США идут. Брэдд Пит на «Урале» ездит, на экспортном варианте, конечно. В общем, много чего такого у нас есть или было, что иранцы уважают. Они ведь отстали в технологиях. Кстати, они очень спокойно отнеслись к санкциям, и когда США ввели санкции уже против России, мой друг-иранец позвонил мне и сказал: «Аркадий, ну, ты там очень уж сильно не переживай. Тяжело только первые пять лет, а потом нормально. Вы привыкнете ко всему своему».

Сейчас у иранцев постоянные делегации в Туркменистане, с казахами они что-то делают, с азербайджанцами делают и, несмотря на дружбу с Азербайджаном, постоянно тусуются в Армении – договоры, электроэнергия, транзит на Поти. Азербайджанцы за это их ненавидят, армяне за дружбу с Азербайджаном ненавидят, а им по фигу. 

В общем, если говорить про российско-иранскую торговлю, то оттуда одни фрукты машинами, контейнеров там нет, а туда лес, металл, бумага, удобрения. И последние шесть лет – зерно, зерно, зерно.

Но они же зерно запретили нам экспортировать.
– Только третьего сорта. Остальное все можно. И, как говорят, те, кому было разрешено, так до сих пор и ввозят, любое. Там же тоже своя коррупция: давай этим всем запретим, а вот этим не будем запрещать. Туда, кстати, пришел американский Cargill – распоряжение о запрете импорта зерна, сдается мне, было пролоббировано ими. Мол, у Америки ваши деньги, мы вам будем поставлять зерно в счет только процентов от тех 400 миллиардов долларов, которые были заморожены. Вот иранцы и подумали: зачем платить России 100–200 долларов за тонну? В общем, они согласились и, как я полагаю, Cargill им сейчас поставляет зерно – австралийское, канадское и какое угодно еще – это же интернациональная компания. Для иранцев, считай, это бесплатно.

А можно личный вопрос: вы этим занимаетесь много лет, почитай, всю жизнь. Вам не надоело?
– А я больше ничего не умею делать. Ну, не торговать же? Мне постоянно предлагают в Иране: купи, дешево отдадим. Нет, торговать я не хочу – я умею заниматься логистикой, дело свое люблю, оно мне нравится. Судя по возрасту, на активную деятельность мне осталось не так уж и много, но, тем не менее… Не только же из-за прибыли работаешь.


Нет такого чувства, что вас поджимают?

– Не поджимают, но напряжение есть. Больше всего напрягает то, что молодежь, как правило, не хочет учиться. А чего им учиться? Гугл открыл – все есть. Профильные советские организации были кузницей кадров: половина мгимошников, люди с образованием, с языками. Хотя, конечно, разные попадались – дебилов и тогда хватало, но их все же было не так много. Советским компаниям верили иностранные партнеры, все работало, хотя мы были совершенно чужими друг другу людьми. А сейчас главное – посадить своего. Китайцы работают только со своими, с каким-нибудь индусом не будут работать никогда. То, что свой «залетает», что у него дорого – неважно, зато он свой.

Мне один знакомый иранец рассказывал: он жил в России, и ему пришла машина яблок от родственников. Ну, семейный бизнес. Он специально сфотографировал эти яблоки: половина груза нормальная, а половина – пересортица. Мелкие, гнилые, всякие были. Послал фотографии в Иран, родственникам, а они ему в ответ: «Ну, ты же там живешь, продай это. Брат твой собрал, шесть сестер собрали. Ну, подумаешь, немножко испортилось». Как немножко, две тонны! Он пишет родственникам, что денег за испорченные яблоки не будет. Ответ из Ирана: «Как это не будет?! Сестры кушать хотят, брат кушать хочет!» В общем, есть еще люди, не умеющие работать. Позовут – помогу. LR

21.09.2016

Источник